На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Валерий Протасов
    Великолепный танец. Главное в нём всё-таки мелодия, чувственная, томительная и страстная. Русское танго О. Строка, Ро...Три волны Танго в...

Часть 5. «Смутное время» в России. Часть 5. Печальный конец царствования Бориса Годунова


Часть 1.
Часть 2.
Часть 3.

Часть 4.

Новый век подстерег Бориса Годунова своими тяжелыми переменами. Счастье правителя сменилось многими испытаниями и бедами. Борису было около пятидесяти лет и в это время появляются сведения о «болезнях» царя.  Дьяк Иван Тимофеев оставил свидетельство о «неисцелной болезни и скорби недуга телесна» у царя, и о том, что эта болезнь разжигала «ненависть его и неверие на люди».

 С болезнью, питавшей мнительность и подозрительность царя, связали его поощрение доносов. В статье «О доводах холопьих на бояр» автор «Нового летописца» приписывает истоки подозрительности стремлению царя знать всё, что происходит в государстве.

 Капитан Жак Маржерет тоже обращал внимание, что Борис Годунов долго болел во время приезда посольства литовского канцлера Льва Сапеги; из-за этого посольство задержалось в Москве. Подозрительность царя, по мнению Маржерета, возросла с появлением в 1600 году слухов о том, что царевич Дмитрий жив. Борис Годунов «с тех пор целые дни только и делал, что пытал и мучал по этому поводу. Отныне, если слуга доносил на своего хозяина, хотя бы ложно, в надежде получить свободу, он бывал им вознагражден, а хозяина или кого-нибудь из его главных слуг подвергали пытке, чтобы заставить их сознаться в том, чего они никогда не делали, не видели и не слышали».

 Первой жертвой подозрительности Бориса был Богдан Бельский, которому царь поручил строить Царёв-Борисов.

 По доносу о    неосторожных словах Бельского: «Борис царь на Москве, а я в Борисове» он был вызван в Москву, подвергся различным оскорблениям и сослан в один из отдаленных городов. По словам Конрада Буссова, царь приказал служившему в его иноземной охране «шотландскому капитану по имени Габриель… вырвать у самозваного царя пригоршнями всю густую длинную бороду». О том, что Богдана Бельского унижали «многими позоры», сообщал и «Новый летописец».

 Холоп князя Шестунова сделал донос на своего господина. Донос оказался не заслуживающим внимания. Тем не менее, доносчику сказали царское жалованное слово на площади и объявили, что царь за его службу и раденье жалует ему поместье и велит служить в детях боярских.

 

Ночью 26 октября (2 ноября) 1600 г. по приказу царя Бориса Годунова был разгромлен двор бояр Романовых на Варварке (произошло ожесточенное столкновение царских слуг и боярской дворни), и его обитатели были вскоре арестованы. Опалу на могущественных конкурентов Борис готовил давно, но непосредственным поводом для погрома послужил донос романовского холопа с нередким для того времени обвинением своих господ в колдовстве, хранении "лихого зелья”, с помощью которого бояре якобы планировали отравить государя

 Царь Борис Федорович рассчитался с боярами Романовыми, прежде всего за их действия во время царского избрания в 1598 году, когда появились слухи, что они посягнулись на царский трон.  А у этих слухов, как и у подозрений царя Бориса Годунова, были все основания. Два клана — Годуновых и Романовых, даже, несмотря на их многолетнюю дружбу, подтвержденную клятвами и родственными браками, навсегда разошлись во время выбора царя в 1598 году. Опала оформляла уже совершившийся раскол, делая невозможным последующее примирение.

 

 

 

Борис Годунов брал этот грех на душу ради династических интересов сына, царевича Федора Борисовича. Возможно, что какая-то связь существовала между романовским делом и начавшимися болезнями царя: Борис Годунов испугался, что не успеет укрепить свое царство настолько, чтобы власть спокойно перешла к сыну Федору.

 

«Дело Романовых» началось с доноса «казначея» Второго Бартенева, служившего во дворе у боярина Александра Никитича Романова. Виною всему оказались мешки с «корением», найденные в боярском доме.


После расследования дела Романовых, продлившегося полгода, братья Романовы подверглись жестокому заключению, а старший из них, Федор, был насильно пострижен в монахи под именем Филарета: этим хотели отнять у него навсегда возможность занять престол. Монашество заставили принять и его жену Ксению Ивановну с именем Марфы.

 

 

 

 

 

 

 

Пятилетний сын их Михаил (будущий царь)  был разлучен с родителями и вместе с теткой Анастасией Никитишной был сослан на Белоозеро.

 Особенно тяжелое заключение испытал Михаил Никитич Романов: он содержался в земляной тюрьме-яме в селе Ныробе (ныне Пермской губернии, Чердынского уезда). До сих пор там сохраняются тяжелые железные кандалы, в которых был закован несчастный боярин. Из пяти братьев Романовых только инок Филарет да Иван Никитич вынесли тяжелое заключение и остались живы.


 

 

 

 

 

 

 

 

Вот что говорилось об этом в дошедших до нас документах того времени:

 Лета 7109 июля в 1 день по государеву цареву и великого князя Бориса Федоровича указу память дияком Офонасью Власьеву да Нечаю Федорову. По боярскому приговору велено Василья Романова послати в Сибирь на житье, с сотником с Иваном с Некрасовым; и дияком Офонасью Власьеву да Нечаю Федорову Василья Романова сослати с Иваном с Некрасовым в Сибирь на житье. Диак Елизарей Вылузгин. Помета: Послан Василей в Яранской, а человека его с ним нет…»

 

 

 

 

О том, как ведет себя Филарет в ссылке говорится в отписке холмогорского воеводы Богдана Васильевича Воейкова царю Борису Годунову о выдаче по царскому указу старцу Филарету (боярину Федору Никитичу Романову) скуфьи, рясы и шубы из монастырской казны и о разговорах с ним. «Да твой же государев изменник старец Филарет Романов мне, холопу твоему, про твоих государевых бояр в розговоре говорил: "Бояре де мне великие недруги, искали де голов наших, а иные де научали на нас говорити людей наших, а я де сам видал то не одиножды”. Да он же про твоих государевых бояр про всех говорил: "Не станет де их с дело ни с которое, нет де у них разумного; один де у них разумен, Богдан Белской, к посолс-ким и ко всяким делам добре досуж”. Да велел я, холоп твой государев, сыну боярскому Петру Болтину малого роспрашивать, которой живет в келье у твоего государева изменника, что с ним коли старец разговаривает ли, и про кого разсуждает ли? И малой де ему сказывал: со мною де ничего не разговаривает, лише де коли жену спомянет и дети, и он де говорит: "Милые де мои детки, маленки де бедные осталися; кому де их кормить и поить? таково ли де им будет ныне, каково им при мне было? а жена де моя бедная, наудачу уже жива ли? чает де она, где близко таково ж де замчена, где и слух не зайдет; мне де уж что надобно? лихо де на меня жена да дети, как де их помянешь, ино де что рогатиной в сердце толкнет; много де иное они мне мешают; дай, Господи, слышать, чтобы де их ранее Бог прибрал, и яз бы де тому обрадовался; а чаю де, жена моя и сама рада тому, чтоб им Бог дал смерть, а мне бы де уж не мешали, я бы де стал промышляти одною своею душею; а братья де уже все, дал Бог, на своих ногах”. А что будет твой государев изменник со мною станет вперед говорить, и я к тебе к государю тотчас отпишу.»

 На что  Борис дает Воейкову наказ о том, как следует содержать Филарета в монастыре:

 1602 г., декабря 3. Наказ приставу при Филарете Романове Б.Б.Воейкову об условиях содержания ссыльного в Антониевом-Сийском монастыре

«И как к тебе ся наша грамота придет, и ты б старцу Филарету платье давал из монастырские казны и покой всякой к нему держал по нашему указу, чтоб ему ни в чем нужи не было; а буде он захочет стоять на крылосе, и ты б ему на крылосе стояти поволил, толко б с ним никто тутошних и прихожих людей ни о чем не розговаривали; а малому у него в келье быть не велел, а велел с ним в келье жить старцу того монастыря, в котором бы воровства какого не чаять; а которые люди учнут в монастырь приходить молиться, прохожие или тутошние крестьяне и вкладчики, и ты б в монастырь молиться всяких людей к церкве пущати велел, толко того смотрил накрепко, чтоб к изменнику, к старцу Филарету, к келье никто не подходил, и с ним ничего не говорил, и писма ни от кого никакого не подносил, и с ним не сослался; и о всем бы еси, будучи у старца Филарета, береженье к нему держал по нашему указу. Писан на Москве, лета 7111 (1602) декабря в 3 день.»

 

«Счастливые»  годы правления Бориса Годунова закончились на 1600-ом году. Лето 1601 года оказалось очень дождливым, а затем без перерыва ударили морозы, и урожай собрать не удалось. Люди кормились за счет старых запасов. Неурожайным оказался и следующий год. В стране наступил страшный голод, который не прекратился и в 1603 году. Особенно тяжело он сказался на крестьянстве и мелких служилых людях.

Чтобы облегчить участь населения, Борис открыл государственные и свои личные зернохранилища, стал закупать хлеб для раздач как внутри страны, так и за рубежом. Положение ухудшилось из-за того, что «во всей красе» были проявлены человеческая жадность и алчность. Предназначенные для раздачи деньги и хлеб часто разворовывались или расходились по родственникам или знакомым раздатчиков. Многие из тех, у кого имелись товарные запасы хлеба, придерживали их, ожидая дальнейшего роста цен. А в это время голодающие люди доходили до каннибализма. Борис стал силой забирать товарные запасы зерна у купцов и землевладельцев, продавать их по твердой цене, а деньги отдавать собственникам зерна. Крупное купечество стало проявлять недовольство.

 Недовольство царем стало нарастать и в среде дворянства. Оно было вызвано тем, что Борис Федорович попробовал улучшить положение крестьян путем разрешения выхода в 1601 и 1602 годах, причем землевладельцам запрещалось требовать с крестьян «налоги и продажи». По выражению летописца, эти указы привели дворянство в «великое неистовство».

 ( план Кремля, сделанный на основе плана царевича Федора Борисовича Годунова)

Узнав о выдаче милостыни, в Москву по всем дорогам бросились голодные люди. По известию «Нового летописца», царь «повеле делати каменное дело многое, чтобы людем питатися, и зделаша каменные полаты болшие на взрубе, где были царя Ивана хоромы». Слух о том, что в Москве можно прокормиться на перестройке двора Грозного царя, видимо, быстро разошелся, но привлек не только тех, кто был способен к черновым строительным работам, но и обычных разбойников. Благая мера грозила превратиться в кошмар и ужас на всех больших дорогах государства, особенно подмосковных, по которым сбирались в столицу будущие наемные рабочие.

 

Скученность голодающих, не имевших крова в Москве, очень быстро стала причиной «мора». Возникла новая тяжелая проблема: что делать с телами умерших, которых не успевали подбирать на улицах? И снова Борис Годунов нашел быстрый ответ: «повеле мертвых людей погребати в убогих домах и учреди к тому людей, кому те трупы сбирати».

 Кроме санитарных мер, в этом была другая, духовная сторона человеческого ухода без покаяния, с которой не могли не считаться люди той эпохи. Поэтому и понадобилось создавать три специальных кладбища — «скудельницы» — для людей, умерших скоропостижной смертью. Авраамий Палицын привел в своем «Сказании» цифры погребенных: «И за два лета и четыри месяца счисляющу по повелению цареву погребошя в трех скудельницах 127 000, толико во единой Москве». И не удержался от возгласа, вспомнив о других неисчислимых жертвах голода: «Но что се? Тогда бысть в царствующем граде боле четырех сот церквей, у всех же тех неведомо колико погребше христолюбцы гладных. А еже во всех градех и селех никто же исповедати не может: несть бо сему постижениа».

 О более чем 120 тысячах умерших в Москве от голода писал также Жак Маржерет: «Они были похоронены в трех назначенных для этого местах за городом, о чем заботились по приказу и на средства императора, даже о саванах для погребений». Нужно отметить, что население Москвы в то время насчитывало всего 250 тысяч человек.

 Голод  затронул все государство.

Еще летом 1603 года ганзейские послы, проехавшие от Смоленска до Москвы и от Москвы до Новгорода, запечатлели жуткую картину голода: «Здесь мы должны упомянуть с сердечным прискорбием, что как в самой Москве, так и по всем местам, где нам пришлось проезжать, царили сильнейшая, неслыханная дороговизна, голод и кручина, так что население целых деревень оказывалось вымершим с голоду в такой мере, что даже в Москве трупы погибших голодною смертью вывозили на 6, 8 и более возах ежедневно. И во время пути мы не раз видели, как бедные люди по деревням собирали барашки орешника или соскабливали с сосен кору, заменяя себе этим хлеб, так что в иных местах, вследствие обдирания коры, погибли целые сосновые леса. Иногда же эти несчастные люди пекли себе хлеб из соломы и молотого сена… Одним словом, во многих местах вследствие дороговизны и голода положение было в высшей степени плачевное».

 Многие были уверены тогда, что счастье навсегда отвернулось от жителей Московского государства; многие готовы уже были искать виноватых. Как ни велико было желание царя Бориса помочь всем нуждающимся, сделать это он все равно не мог.

 Все источники той эпохи полны ужаса; во всех приводятся тяжелые подробности о потрясениях людей, переживших голод. «Многие мертвые по путем лежали, и людие ядоша друг друга, траву, мертвечину, псину и кошки, и кору липовую, и сосновую… И видеша отца и матери чад пред очима мертвых лежаща; младенцы, средние и старии по улицам и по путем от зверей и от псов снедаемы».

 В отписке кушалинского дворцового приказчика Федора Шишмарева царю Борису Годунову о масштабах голода в Кушалинской волости Тверского уезда (октябрь 1602 г.) сообщается:

«Государю царю и великому князю Борису Федоровичю всеа Руси холоп твой государев Федько Шишмарев челом бьет. Приходят, государь, кушальские и ис приселков многие нужные крестьяне, бьют челом тебе, государю, а у меня, холопа твоего, просят ис твоих государевых житниц хлеба взаймы в деньги по цене до сроку, на еству и на семена, а дают на собя в деньгах кабалы с поруками. Да кушальские ж, государь, и с приселков многие нужные крестьяне от голоду приходят в Кушалин и стали по улицам з женами и з детьми, голодом и с ознобы помирали. И я, государь, велел им в Кушалине до твоей государевы грамоты на пристанище поставити избу, и велел им ис твоих государевых житниц жита зяблова с овсом смешав на дворе басманы печи, а пекут изо… (конец грамоты утрачен).

 Иногда рассказы о голоде встречаются в самых неожиданных источниках. Например, в приходо-расходных книгах Иосифо-Волоцкого монастыря в 1602 году одним из монахов была сделана запись: «Того же 110-го году Божиим изволением был во всей Руской земле глад великой — ржи четверть купили в три рубли. А ерового хлеба не было никакова, ни овощю, ни меду, мертвых по улицам и по дорогам собаки не проедали». В свите датского королевича Иоганна, проезжавшего через новгородские и тверские земли в разгар голода в сентябре 1602 года, тоже замечали, что по пути встречаются дома, где не было ни домашней птицы, ни скотины, ни даже собак.

 Мысль о «наказании» русских голодом и другими несчастьями была воспринята и служившим в то время в России шведом Петром Петреем. «Всемогущий Бог хотел наказать всю страну тремя несчастьями, — писал он, — а именно: голодом и дороговизной, чумой, гражданской войной и кровопролитием, которые следовали одно за другим. Ибо в стране в 1601-м, 1602-м и 1603 годах была такая дороговизна, голод и нужда, что несколько сотен тысяч людей умерло от голода. Многие в городах лежали мертвые на улицах, многие — на дорогах и тропинках с травой или соломой во рту. Многие ели кору, траву или корни и тем утоляли голод». Приводил Петрей сведения и о людоедстве.

 

В 1601-1602 Годунов пошел даже на временное восстановление Юрьева дня. Правда, он разрешил не выход, а лишь вывоз крестьян. Дворяне таким образом спасали свои имения от окончательного запустения и разорения. Разрешение, данное Годуновым, касалось лишь мелких служилых людей, оно не распространялось на земли членов Боярской думы и духовенства. Но и этот шаг не увеличивал популярности царя. Начинались народные бунты. Самым крупным было восстание под предводительством атамана Хлопка, разразившееся в 1603. В нем участвовали в основном казаки и холопы. Царские войска смогли разбить восставших, но успокоить страну не удалось - было уже поздно.

 Важным следствием начавшихся переходов и отпуска на волю крестьян и холопов оказалось то, что большая масса людей занялась попрошайничеством и бродяжничеством. Самые отчаянные полностью отказывались от своих семей и уходили «казаковать» или разбойничать. Борьба с разбоями стала еще одной задачей, которую приходилось решать в 1601–1603 годах. В уезды из Разбойного приказа с царскими наказами поехали специальные сыщики, которые должны были предупреждать разбои на дорогах. Им было велено стоять «промеж дорог», «утаясь». Поэтому, действуя как небольшие военные отряды, московские сыщики привлекали местных дворян и совместно с губными старостами вели розыск, пытали пойманных разбойников «крепкими пытками» и сажали их в тюрьмы. Смертная казнь при этом грозила не тем, кого ловили в разбойных делах, а самим сыщикам, чтобы они «не норовили никому, и посулов, и кормов не имали».

О многих назначениях сыщиков «за розбойники» известно из косвенных источников — разрядных книг и боярских списков, где фиксировались службы привилегированного московского дворянства. Такие записи не оставляют сомнений в том, что правительство Бориса Годунова очень серьезно отнеслось к защите государства. Но даже эти меры не уберегли его от столкновения с крупным разбойничьим отрядом прямо под Москвой. Это было так называемое «восстание Хлопка», с которого в советской историографии начинали отсчет «крестьянской войны».

 

 Рассказ о тех событиях оставил «Новый летописец». Против «воровских людей» во главе со «старейшиной» по имени «Хлопа» «бояре же придумаша» послать целое войско — «многую рать». В поход выступил царский окольничий Иван Федорович Басманов. Но разбойников это не испугало, они вступили в бой с царскими войсками и даже убили главного воеводу. Но и сами немало пострадали: по свидетельству летописца, «многих их побиша: живи бо в руки не давахуся». Поймали израненного «старейшину Хлопка», а остальные ушли на Украйну, где со времен Ивана Грозного беглые избывали все свои преступления. Царь Борис не мог простить смерти любимого окольничего и отступил от своего правила публично не казнить преступников: «тамо их всех воров поимаша и всех повелеша перевешать».

 Никто точно не знает, сколько всего было разбойников, кто входил в их отряды и даже когда произошло сражение с войском Хлопка. В. И. Корецкий справедливо предположил, что известие капитана Жака Маржерета о массовой казни 500 человек в дни царствования Годунова связано с боями против разбойников под Москвой.

 

О бедах, постигших государство, рассказывает историческое сочинение с описанием событий 1584–1655 гг. в России. Оно составлено около 1658 г. при патриаршем дворе на основании переработки «Нового летописца» с использованием разрядных записей, церковной и богословской литературы. «Летопись о многих мятежах и о разорении Московскаго государства от внутренних и внешних неприятелей и от прочих тогдашних времен многих случаев, по преставлении царя Ивана Васильевича; а паче о межгосударствовании по кончине царя Феодора Иоанновича, и о учиненном исправлении книг в царствовании благовернаго государя царя Алексея Михайловича в 7163/1655 году.: Собрано из древних тех времен описаниев».

 

Последствия «великого глада» были огромны. В муках умерли сотни тысяч людей. Большие массы народа в поисках куска хлеба оказались сдвинуты со своих насиженных мест. Обострились все социальные противоречия. Как всегда в России (и не только в ней), во всем обвиняли власть и лично царя. Престиж династии и самого Бориса падал. Снова заговорили об убийстве царевича Дмитрия.

 Лжедмитрий I. Гравюра Л.Килиана. 1606 г.

 Наконец, в 1603 году появился человек в польских владениях, который выдавал себя за несчастного царевича. В начале 1604 было перехвачено письмо одного иноземца из Нарвы, в котором объявлялось, что у казаков находится чудом спасшийся Дмитрий, и Московскую землю скоро постигнут большие несчастья.

16 октября 1604 Лжедмитрий с горсткой поляков и казаков двинулся на Москву. Даже проклятия московского патриарха не остудили народного воодушевления. В январе 1605 правительственные войска тем не менее разбили самозванца, который вынужден был уйти в Путивль. Но сила самозванца была не в армии, а в вере народа, что он - законный наследник престола. К Дмитрию стали стекаться казаки со всех окраин России.

 

13 апреля 1605 г. Борис Годунов казался веселым и здоровым, много и с аппетитом ел. Потом поднялся на вышку, с которой нередко обозревал Москву. Вскоре сошел оттуда, сказав, что чувствует дурноту. Позвали лекаря, но царю стало хуже: из ушей и носа пошла кровь. Царь лишился чувств и вскоре умер. Ходили слухи, что Годунов в припадке отчаяния отравился. Похоронили его в Кремлевском Архангельском соборе. Царем стал сын Бориса - Федор, юноша образованный и чрезвычайно умный.

Престол перешел к его 16-летнему сыну Федору, юноше, как считали, больших достоинств. Москва спокойно присягнула ему и дала обязательство «... к вору, который называется князем Дмитрием Углицким, не приставать, ... не ссылаться, ... не изменять...» и т.д. В войска послали воспитанника Бориса Годунова Алексея Федоровича Басманова, внука основателя опричнины. Однако уже 7 мая вместе с другими воеводами Басманов объявил войску, что истинный царь – Дмитрий. 1 мая к купцам в Красное село Москвы с грамотами от Лжедмитрия прибыли Наум Плещеев и Гаврила Пушкин. Самозванец обещал всем его признавшим награды и свой гнев тем, кто ему будет сопротивляться. Купцы и их люди отвели посланцев к Лобному месту, где собрались толпы москвичей. Потребовали, чтобы князь Василий Шуйский сказал им, точно ли он похоронил царевича Дмитрия в Угличе. Шуйский ответил, что царевич спасся от убийц, а вместо него захоронен поповский сын.

Услышав это, толпа ворвалась в Кремль. Царь Федор с матерью были схвачены, отведены на их прежний двор и заключены там под стражу. Арестованы были и их находящиеся в Москве родственники, имущество разграблено. Через несколько дней в Москву от Лжедмитрия явились князь Василий Голицын и князь Василий Масальский. Патриарх Иов был ими сведен с престола и отправлен в дальний монастырь. 10 июня князья с группой стрельцов явились на двор Годуновых. Царица Марья была удавлена сразу, царь Федор сопротивлялся убийцам, но был убит. Народу объявили, что царица и ее сын со страху удавились. Царевна Ксения осталась в живых, и судьба ее была печальна.

Фактически это было первое открытое цареубийство на Руси. Правившего  всего  семь недель европейски образованного юношу задушили. Причём есть даже красочное описание убийства: с физически сильным Фёдором никак не могли справиться четверо заговорщиков. Наконец, кто-то схватил его за «тайные уды» и, воспользовавшись моментом, верёвку на его шее затянули. В живых осталась лишь дочь Бориса – Ксения. Ее ждала безотрадная участь наложницы самозванца. Официально было объявлено, что царь Федор и его мать отравились. Тела их выставили напоказ. Затем из Архангельского собора вынесли гроб Бориса и перезахоронили в Варсонофьевском монастыре близ Лубянки. Там же захоронили и его семью: без отпевания, как самоубийц.

История с несчастными останками Бориса Годунова, которые некогда вынесли из Архангельского собора, стала продолжением трагедии царя Бориса. Для перезахоронения был выбран Варсонофьевский девичий монастырь в Москве (он находился между Сретенкой и Рождественкой), где могила низвергнутого из царской усыпальницы царя просуществовала все время правления Лжедмитрия I. Царь Василий Шуйский при вступлении на престол своеобразно восстановил справедливость: с одной стороны, в июне 1606 года он организовал прославление мощей убиенного царевича Дмитрия, и тогда прозвучали недвусмысленные обвинения в адрес Бориса Годунова. С другой — уже в сентябре 1606 года, видимо, под влиянием распространявшихся слухов о чудесном спасении Дмитрия, царь Василий Иванович распорядился организовать еще одно, на этот раз, почетное перезахоронение Годуновых в Троице-Сергиевом монастыре «по царскому чину». Последнее прощание столицы с семьей Годуновых описал Конрад Буссов: «Тело Бориса несли 20 монахов, его сына Федора Борисовича — 20 бояр, жены Бориса — также 20 бояр, а за этими тремя телами шли пешком до самых Троицких ворот все монахи, монашки, попы, князья и бояре, здесь они сели на коней, тела приказали положить на сани и сопровождали их в Троицкий монастырь».

Ксения Годунова, единственная из всей семьи оставшаяся в живых, тоже сопровождала скорбную процессию. Вскоре в Москву вернули из ссылки патриарха Иова, чтобы он дал «миру» разрешение от греха клятвопреступления Годуновым.

Немецкий хронист, помнивший о добре царя Бориса Федоровича, недвусмысленно объяснил причины запоздалого раскаяния: «Теперь многие стали сильно оплакивать и жалеть Бориса, говоря, что лучше было бы, если бы он жил еще и царствовал, а эти безбожные люди умышленно и преступно погубили и извели его вместе со всем его родом ради Дмитрия». В Троице-Сергиевом монастыре останки Годуновых были положены под западной папертью Успенского собора, а после разбора паперти в 1781 году над местом их захоронения была устроена особая «палатка-усыпальница». Она существует и по сей день. 

 Уже в XX веке останки Годуновых потревожили опять. В 1930-е годы в археологии появился новаторский метод М.М.Герасимова  реконструкции облика человека по сохранившимся останкам.

26 октября 1945 года ученый обследовал усыпальницу Годуновых в Троице-Сергиевом монастыре, но его ждало разочарование: оказалось, что могила раньше была кем-то вскрыта; «содержимое гробов было перемешано» и «от черепов ничего не сохранилось». Расчет на возможность восстановления портретов Годуновых рухнул. Можно было бы строить разные версии по этому поводу, но все объяснилось значительно проще — преступной глупостью, за которую, увы, некому ответить. Как рассказывал в одной из телевизионных передач выдающийся археолог академик Валентин Лаврентьевич Янин, в конце 1940-х годов на раскопки в Новгород Великий приехал молодой журналист, сотрудник какой-то газеты, получивший задание написать об успехах советских археологов. Он-то и поделился с московскими учеными своей «причастностью» к археологии. Оказалось, что во время войны каким-то мальчишкам в Загорске пришло в голову залезть в не охранявшуюся никем гробницу Годуновых. Они вытащили оттуда черепа и устроили… жуткую игру в футбол. Парню из Загорска, разумеется, поделом досталось от начинающих ученых. Но факт остается фактом: нам уже никогда не узнать, как выглядели царь Борис Годунов, его жена и дети.

 

Продолжение

ОРИГИНАЛ 

Картина дня

наверх